Уважаемые Дамы и Господа !
Хочу, прежде всего, извиниться перед вами за неуверенность моей русской рeчи и мой французский акцент.
Cкажу о русской эмиграции в Африке через историю двух семей, моей, которая основалась в северной Африке, точнее в Алжире и семьи моего свояка, Петра Александровича Нарышкина, которая обосновалась в англоязычной Африке, сперва в бывшей Родезии, ставшей Зимбабве и, затем, в ЮАР.
Я не нашла никакого официального исследования об этой эмиграции и основываюсь на сопоставлении, воспоминаний. Редкие данные, которые я нашла в Интернете, иногда противо-речат тому, что я жила в самом деле.
Начнем с Алжира. Мой дед, Николай Александрович Крич приехал туда в 1938 с женой и дочерью — моей матерью, Светланой Николаевной.
Он приехал в Бизерту офицером Штаба адмирала Кедрова.
Не имея никакой надежды вернуться в Россию, так как он был приговорен к смертной казни, он быстро попросил французское подданство и вернулся к учëбе, чтобы стать морским инженером.
Поработав в арсенале Ферривиля (теперь Мензель Бургиба), его перевели в судостроительный отдел города Алжир, и, между прочем, он содействовал в приготовлении высадки союзников в Прованс в августе 1944.
Это и является одной из характеристик русской колонии в Алжире : эмигранты туда не попадали случайно, как эмигранты выброшенные ветром истории, но обосновались там по професио-нальным причинам ; геoлоги, инженеры, астроном, врач, в качестве примера…. семьи были довольно зажито-чными и мне не помниться, что были финансовые затруднения такие, какие испытывали Русские, живущие во Франции.
Русская колония в Алжире была маленькой : примерно 150 человек в городе Алжир, между 300 до 500 на всю страну, и очень мало детей (нас было не больше десяти в городе Алжир). Эта маленькая колония не была организована как в Париже ; не было ни молодёжных движений, ни школы, ни дома для престарелых, ни русского кладбища.
В городе Алжир, мы жили среди французов ; мои сёстры и я ходили в католическую школу, мой брат – во французский лицей ; мы были Французскими скаутами в движениях католической молодежи. Жизнь между двумя культурами («между двух стульев», как говорят по французски) иногда приводила к некоторым неожиданным ситуациям : например, мои сёстры и я будучи православными, были приняты в католическую школу при условии, что мы будем присутствовать на курсах Закона Божего, где нас учили, что православные были схизматиками, которые рисковали гореть в яду ; а наша бабушка, со своей стороны, нам объясняла, что обращение в католицизм приводило к тому же риску ; мы обдумали как найти выход из положения, изучая на отлично Закон Божий для бабушки и получая каждый год первый приз по Закону Божему для католиков.
Ядром колонии являлась Церковь Святой Троицы, постоянная церковь, дату основания которой я не нашла ; но она действовала в 1941 так как в ней венчались мои родители.
Церковь размещалась в жилом квартале европейской части города, на первом этаже жилого дома.
Церковь подчинялась Русской Православной Церкви за Granitzei и настоятелем её был отец Василий Шустин (участвовал в первой мировой войне. Принял священство в 1930 году. Духовный сын Святого праведного Иоанна Кронштадтского).
Это было тоже место, где русская колония в Алжире встречалась с молодыми русскими, которые приезжали из Парижа отбывать военную службу или бороться во время Алжирской войны.
Теперь, расскажу о некоторых примерах нашего быта «à la russe» :
Мы говорили дома по русски, так как мы его учили с раннего детства, что не было так просто для моего отца, который был французом.
Моя бабушка организовала русскую школу ; каждый четверг, после обеда, нас учили читать и писать ; бабушка выписывала из Парижа книги ; преподовались Литература, Закон Божий. Нас было пят — шест, мои братья и сёстры, но также один или два других русских детей.
Мы одинакого были знакомы с Бабой Ягой, Коньком Горбунком, как и с Белоснежкой и семи гномами.
Каждый год, колония организовала праздник , подготовка которого мобилизировала энергию долгие месяцы. Дети играли пьески, составленные по басням Крылова, но также по рассказам Шарля Перро ; русские дамы готовили буфет с водкой, пирожками и другими русскими блюдами.
На Пасху, мы обменивались визитами, чтобы попробовать разные пасхи.
Русские блюда соседствовали с кускусом и очень популярной в Алжире паэльей, так как была очень большая испанская колония.
Сверх того, по моему, мы также сохранили наш русский характер, потому что мы пользовались положительным образом (знаменитое славянское обаяние, экзотика…) и мы колонизировали других.
как например :
Наш кондитер, Швейцарец, испекал куличи для всей колонии по Бабушкиному рецепту, которого она ему передала при условии, что он будет печь его только на Пасху. Он сдержал слово, и нужно отдать ему должное, это не было легко, потому что наши французские друзья настаивали, чтобы он их испекал регулярно.
Наш сосед, аптекарь, с которым моя семья играла в бридж каждую субботу, снабжала (кажется нелегально) спирт из которого мой дед готoвил водку ; его сын, который теперь живёт на Юге Франции, продолжает эту традицию.
Одним из самых модных мест Алжира был «Белый Медведь», русский кабаре, созданный русскими друзьями.
На каждые летние каникулы, мы ездили на «руссификацию» в виллу Рибопьер. Эта вилла находилась в Глион сюр Монтрё, в Швейцарии ; она принадлежала русским эмигрантам, Екатерине и Константину Кантакузенам, которые были дядей и тётей Александра Нарышкина, о котором я расскажу во второй части моего доклада.
В 1920 году, Кантакузены преобразовали их дом в семейный пансион, которым они управляли более пятидесяти лет. Но это предствляло из себя на много больше, чем гостиница ; это была своего рода маленькая Россия на Швейцарской земле, куда приезжали эмигранты и их потомки из Франции, Германии, Бельгии, Соединенных Штатов, из Финляндии ; я там даже встречала русских эмигрантов, которые приезжали из Египта. Для всех тех, которые там бывали, и в особенности для моей семьи, Рибопьер сыграл очень важную роль в передачи русской истории, культуры и русского духа.
Вот какой была наша жизнь до независимости Алжира ; как и миллион Французов, почти вся колония уехала, большей частью во Францию. Церковь была закрыта.
Условия этого второго исхода были, к счастью, на много менее драматичными…
Мы не были апатридами и мы быстро возобновили дружеский кружок, на много шире чем в Алжире, не испытывая чуства основных отличий между ними и нами.

Теперь, представлю вам историю другой русской семьи в Южнoi Африкé. Речь пойдет о семье Александра Нарышкина, свёкра моей сестры, Людмилы, которая вышла замуж за его сына Петра.
Для этого доклада я также пользовалась документами, а именно частной перепиской с русскими корреспондентами, историками и генеалогистами.
Александр Нарышкин эмигрировал в 1919, с сестрой Еленой и бабушкой по матери, Надеждой Андреевной Чичериной, урожденной Еристов.
Он покидает Одессу вместе с армией Врангеля.
Его родители скончались в предыдущем году ; отец был убит на Австрийском фронте во время первой мировой войны. Его мать умерла несколько месяцев после него.
Эмигранты проживают сперва в Турции ; дети ходят в русскую школу организованную англичанами в Буюк-дере, летней резиденции российского посольства, на европейском берегу Босфора.
Затем им дают приют их тётя, Екатерина Кантакузена, урожденная Нарышкина и её муж, и они поселяются в Рибопьере.
Затем, благодаря солидарности социальных связей семьи, он продолжает учëбу заграницей :
В Соединенных Штатах, в течение 6 шести лет, в частном заведении в Коннектикуте : Госпожа Риддэл, богатейшая супруга бывшего посла в России, и первая женщина-архитектор в Соединенных Штатах, берёт на себя все расходы по обучению (небольшое замечание : случай Александра Нарышкина не является единичным ; дворянские титулы пользовались некоторым престижем в Соединенных Штатах и также других местах….)
В Бельгии, в течение 3 лет, он учится Политическим и Социальным Наукам в Лувенском университете, который принимает большое число молодых русских эмигрантов.
Но он не хочет оставаться в Европе ; еще раз, благодаря международными семейными связями, он направляется в Родезию в 1939, чтобы работать на ферме в Родезии.
Провоевав 4-goda во время второй мировой войны (он участвует во всей Италианской компании, а именно в знаменитой битве за Монте Кассино) он окончательно оседает в Африке, которую он никогда больше не покинет.
Прежде всего, большая привязанность к Африке, где он себя очень хорошо чувствует.
«Я бы ни за что не хотел вернуться в Европу… В России мы были помещиками ; в Родезии я жил, как русский помещик. После тесной Европы попасть на просторы Африки!…»
Этим он был похож на моего деда, который покинул Алжир против своей воли ; on обожал Африку и, как не странно, Сахару, где он проработал несколько лет.
Вероятно, что оба мужщины нашли на этом континенте ту большую шкалу, в которой они себя чувствовали свободно.
Семья (Александр Нарышкин, его жена и шестеро детей) жила в Родезии.
Не смотря нa некоторые материальные затруднения, семья жила хорошо, но ближайший город находился на расстоянии сто миль.
Кроме того, они были знакомы только с двумя другими русскими эмигрантами в Родезии.
Сохранить русскую личность было на много сложнее : не было церкви. Александр Нарышкин рассказывает в одном из своих писем :
«Приятель, который жил в Салисбери (ныне Хараре, столица Зимбабве) рассказал мне о русском бaтюшке Южной Африки ; этот приятель сорганизовал поездку отца Симеона, который приехал на ферму и крестил пятерых из моих детей. Потом, это отец Алексей, который крестил мою старшую дочь Наташу.»
Так как Александр был женат на Немке, его дети не говорили по русски.
Но, чтобы оставаться в контакте с русской эмиграцией, он выписывал русскую газету «Наша Страна» из Аргентины и также «Русский Инвалид».
Естественно, он был в контакте с семьей в Швейцарии и отправил сына, Пётра, в Рибопьер как только он закончил учебу и отбыл военную службу.
В Рибопьере, Пётр познакомился с моей сестрой Людмилой : браку уже сорок лет. Они долго жили в Зимбабве и затем направились в Южную Африку ; этот переезд был «поспешным» ; может быть, что общая черта тех, кто эмигрировал в эту часть мира и их потомков, умение очень быстро собирать чемоданы ….
Дети моей сестры и свояка, Екатерина и Александр, были крещены в Париже, в Соборе на улице Дарю между двумя полётами.
Жизнь продолжается ….
Спасибо за внимание …..