В начале 30-х годов прошлого века в СССР состоялись многочисленные процессы по делам о вредительстве в народном хозяйстве. Одним из самых крупных и известных стал судебный процесс по делу Промпартии, который состоялся 25 ноября — 7 декабря 1930 года
Ощущая нарастающее в стране массовое недовольство, Сталин стремился переключить его на “классовых врагов”, объясняя их происками неудачи и провалы своей социально-экономической политики. Именно для этого были проведены судебные и внесудебные подлоги, ставившие целью направить “ярость масс” на вредителей из числа беспартийных специалистов. “Вождь партии и советского народа” выдвинул свой печально знаменитый тезис о том, что “по мере нашего продвижения вперед сопротивление капиталистических элементов будет возрастать, классовая борьба будет обостряться”. Правильность этого тезиса всячески старалось доказать ОГПУ
* * *
Советское государство зависело от технической интеллигенции, доставшейся в наследство от царских времен. Многие специалисты были скептически настроены к коммунистическим лозунгам.
В 1930 году проведены аресты трех групп специалистов. Первая включала инженеров и ученых (Рамзин, Ларичев, Очкин и др.), вторая — известных аграрников (Кондратьев, Чаянов, Макаров и др.), третья бывших меньшевиков, работавших в хозяйственных и научных учреждениях (Громов, Суханов, Базаров и др.). Соответственно ОГПУ “сконструировало” три подпольные антисоветские партии — Промышленная (Промпартия), Трудовая крестьянская партия и Союзное бюро меньшевиков.
Весной 1930 года после ряда забастовок рабочих на шахтах арестовали большую группу инженеров. Их обвинили в создании антисоветской подпольной организации ставшей известной под названием Промпартия. В ходе следствия, подтасовывая факты и выбивая из подследственных признания в совершенных ими якобы преступлениях, следователи ОГПУ стремились доказать, что эта придуманная самими чекистами организация занималась вредительством в различных отраслях промышленности и на транспорте. Согласно материалам следствия, Промпартия была тесно связана с Торгпромом (торгово-промышленным комитетом), объединявшим бывших русских промышленников обосновавшихся в Париже. Далее еще страшнее. Промпартию обвиняли в связях с французским Генштабом и подготовке интервенции в СССР с целью свержения Советской власти.
По данным следствия, в состав ЦК Промпартии входили инженер Пальчинский (расстрелян еще до процесса Промпартии по приговору коллегии ОГПУ), Г.Рабинович (осужден по “шахтинскому процессу”), С.А.Хренников (умер во время следствия), А.А.Федотов, С.В.Куприянов, В.А.Ларичев, профессор Н.Ф.Чарновский. Раз есть партия, значит должен быть лидер. Главой партии ОГПУ объявило Л.К.Рамзина — директора теплотехнического института, члена Госплана и ВСНХ. Он действительно оказался центральной фигурой. По сути, все обвинение на процессе по делу Промпартии и на ряде других процессов строилось в основном на показаниях Леонида Рамзина.
В обвинительном заключении по делу Промпартии указывалось:
“Преступная антигосударственная деятельность ЦК Промпартии выражалась:
а) во вредительстве для создания расстройства хозяйственной жизни
б) вредительской работе по срыву планового строительства путем создания кризисов в топливоснабжении, металлоснабжении, энергохозяйстве, текстильной промышленности и других отраслях.
в) в шпионской работе по заданиям французского генерального штаба и находящегося во Франции “Торгпрома” по сообщению данных об экономике нашей страны и секретных сведений касающихся обороны в целях облегчения иностранной военной интервенции
г) в военной работе, направленной к дезорганизации Красной армии и подготовке изменнических действий со стороны отдельных частей и командного состава — в тех же целях облегчения иностранной интервенции.
д) в диверсионной работе, направленной на разрушение производительных сил советской промышленности, тыла Красной армии уже непосредственно в момент интервенции. (См. “Удар по контрреволюции”. Обвинительное заключение по делу контрреволюционной организации “Союз инженерных организаций” (Промышленная партия”) М-Л, 1930).
Мы уже отмечали выше, что обвинение по делу Промпартии прежде всего было основано на тех показаниях, которые дал на предварительном следствии Леонид Рамзин. Эти показания, по сути, были фундаментом, на котором шел весь процесс.
Иосиф Сталин писал председателю ОГПУ Менжинскому:
“Показания Рамзина очень интересны. По-моему, самое интересное в его показаниях — это вопрос об интервенции. Отсюда мои предложения:
а) сделать одним из важных узловых пунктов в новых (будущих) показаниях Промпартии и особенно Рамзина вопрос об интервенции и сроке интервенции. Привлечь к делу Ларичева и других членов ЦК Промпартии и допросить их строжайше о том же, дав прочесть показания Рамзина.
Если показания Рамзина получат подтверждение и конкретизацию в показаниях других обвиняемых, то это будет серьезным успехом ОГПУ. Так как полученный таким образом материал мы сделаем достоянием Коминтерна и рабочих всех стран”.
Как свидетельствуют опубликованные письма Сталина, он регулярно получал сведения о ходе следствия по делам Промпартии, Трудовой крестьянской партии и другим. “Вождь народов” диктовал следователям ОГПУ каких показаний следует добиваться. Во-первых, он требовал обнаружить связь этих партий между собой и с эмигрантскими организациями, во-вторых, Сталин требовал от председателя ОГПУ Менжинского сделать одним из самых узловых пунктов показаний верхушки Промпартии, ТКПи особенно Рамзина вопрос о интервенции, якобы намечавшейся иностранными державами и белой эмиграцией.
Осенью 1930 года в печати было опубликовано официальное сообщение о раскрытии органами ОГПУ глубоко законспирированной контрреволюционной организации, именовавшей себя Промышленной партией. В сообщении подчеркивалось, что эта организация ставила своей целью сорвать индустриализацию страны. Особое значение придавалось диверсиям на промышленных предприятиях, стройках и транспорте. Далее сообщалось, что Промпартия была тесно связана с иностранным капиталом, занималась шпионажем в пользу зарубежных государств.
По всей стране прокатилась могучая волна общественного возмущения. На митингах и собраниях клеймили позором гнусных предателей и шпионов из преступной Промпартии. Ребенок одного из арестованных по делу Промпартии потребовал расстрелять отца. (См. В.Ковалев “Распятие духа”. М., изд-во “Норма”, 1997).
* * *
Дело Промпартии рассматривало Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР. Председатель — А.Вышинский. Государственное обвинение поддерживали прокуроры Н.Крыленко и В.Фридберг. Защита — адвокаты И.Брауде и М.Оцеп.
Процесс начался 7декабря 1930 года. Перед судом предстали восемь обвиняемых — член коллегии Госплана и ВСНХ СССР, директор Теплотехнического института профессор Л.Рамзин, заместитель руководителя сектора Госплана СССР профессор И.Калинников, заместитель руководителя сектора Госплана СССР В.Ларичев, председатель научно-технического совета ВСНХ СССР профессор Н.Черновский, председатель коллегии научно-исследовательского текстильного института профессор А.Федотов, технический директор Оргтекстиля ВСНХ СССР С.Куприянов, заведующий отделом ВСНХ СССР В.Очкин, инженер К.Ситнин.
В обвинительном заключении указывалось, что в подпольной Промпартии насчитывалось две тысячи членов, перед судом предстали 8 человек. Шахтинский процесс показал, что слишком большое количество обвиняемых снижает зрелищность представления. Опыт был учтен. Подсудимых обвиняли в том, что они занимались вредительской деятельностью по указанию премьер-министра Франции Пуанкаре, английского разведчика Лоуренса Аравийского, нефтяного магната Детердинга. Кроме арестованных не было никаких свидетелей, не было и вещественных доказательств. (См. Михаил Геллер, Александр Некрич “Утопия у власти”. М., изд-во “Мик”, 1995).
Знаменитый английский историк Алан Буллок в своей книге “Гитлер и Сталин: Жизнь и власть” писал: “Члены так называемой “промышленной партии” были обвинены в систематическом вредительстве в советской промышленности по заданию иностранных агентов. Хотя обвинения были совершенно несуразными, еще до суда пропаганда широко распространила утверждения о виновности арестованных. Множество организаций включая Академию наук СССР, потребовали смертной казни для преступников. А во время суда перед зданием промаршировало более полумиллиона человек с криками “Смерть! Смерть! Смерть!”. (См.: Алан Буллок “Гитлер и Сталин. Жизнь и власть”. Смоленск, изд-во “Русич”, 1994).
Все подсудимые признали себя виновными по всем пунктам предъявленных им обвинений. В ходе процесса обвиняемые признались, что в случае прихода к власти намеревались сформировать контрреволюционное правительство. Его премьер-министром должен был стать горный инженер и крупный экономист Петр Пальчинский, министром внутренних дел бывший промышленник П.Рябушинский, министром иностранных дел академик Тарле. С основным делом Промпартии были связаны так называемые отраслевые дела о вредительстве в угольной, нефтяной, текстильной промышленности, в металлургии и в других отраслях. Всего по делам связанным с Промпартией было арестовано свыше двух тысяч человек.
Первым для дачи показаний вызывают Рамзина. Объявленный ОГПУ лидером Промпартии Рамзин по сути на процессе был главной фигурой. Он там играл сразу три роли — подсудимого, главного свидетеля обвинения и… помощника прокурора. На его показаниях строилось все обвинение, более того эти показания были широко использованы на ряде последующих процессов.
Рамзин заявляет, что в состав руководящего центра Промпартии кроме лиц, сидящих с ним рядом на скамье подсудимых, входили осужденные ранее за вредительство в различных отраслях промышленности Пальчинский, Красовский, Федорович, Рабинович и др. Таким образом, создавалось впечатление колоссальных масштабов вредительской деятельности Промпартии, которая охватывала все важнейшие отрасли народного хозяйства. Это впечатление еще более усилилось, когда Рамзин сказал на суде, что членами Промпартии были сотни специалистов, многие из которых работали в наркоматах и ведомствах.
Интересно, что в стенограмме процесса показания Рамзина сгруппированы по разделам совпадающим с рубриками обвинительного заключения. Между этими двумя документами нет расхождений. Даже формулировки многих фрагментов свидетельствуют о едином авторстве. (См. В.Ковалев. Указ. соч.).
После Рамзина показания дает подсудимый Ларичев. На вопрос Вышинского: “Признаете себя виновным?”, он отвечает: “Да”, и тут же заявляет, что политикой никогда не интересовался и всегда от нее был очень далек. И то, что всегда чуждался политики, он повторил несколько раз. Это заявление обесценивало признание подсудимого в своей виновности. Зачем человеку, который вне политики быть вредителем, зачем ему Промпартия, членом ЦК которой он якобы был? Сценарий, разработанный ОГПУ к процессу, не предусматривал подобных заявлений подсудимых.
Прокурор Крыленко начал задавать вопросы по биографии Ларичева. Но тот стоял на своем: “виновным себя признаю, но политикой не интересовался и не интересуюсь”.
Показания дает подсудимый профессор Федоров. Прокурор Крыленко выясняет его отношение к Октябрьской революции. Выясняет, что революцию профессор встретил без энтузиазма.
Далее Крыленко интересуется мнением подсудимого о марксистской, коммунистической идеологии. Федоров дает такой ответ: “Марксизм, большевизм в идеале наиболее совершенное достижение, но именно в идеале.
— А в реальности не идеально? провоцирует подсудимого на критическое высказывание обвинитель.
— А в реальности невозможно, — смело отвечает Федоров.
Смело, потому что в то время любые сомнения в коммунистической идеологии могли трактоваться как контрреволюция.
— Вы привлекались по делу “Тактического центра”? — спрашивает Крыленко.
— Да, в 1920 году. Но я был освобожден еще до суда.
Прокурор спрашивает у Федорова: “Кто состоял в “Тактическом центре”?
Следует ответ: “Не знаю кто был, я там не состоял”.
Когда речь зашла о Промпартии, то кроме общих фраз о вредительстве и даже шпионаже конкретно прокурору даже не о чем спросить подсудимого. Таких конкретных фактов даже притянутых за уши кот наплакал. Обвинение выставило свидетелей, которые приводили примеры вредительства Промпартии, причем зачастую малоубедительные.
Так, свидетель Кирпотенко доказывал, что вредители из Промпартии при строительстве многоэтажных зданий предприятий использовали железобетонные перекрытия, хотя, по его мнению, вполне можно обойтись деревянными. Это значительно дешевле. Тут не сдержался подсудимый профессор Калинников и заявил: ставить деревянные перекрытия в многоэтажных производственных зданиях — это и будет настоящее вредительство.
Несколько смущенный свидетель Кирпотенко, тем не менее продолжал обвинять вредителей из Промпартии, что они запланировали строительство новых прядильных фабрик, а надо было лучше использовать мощности имеющихся.
Свидетель Михайленко рассказал на суде, что вредители осушали болота.
А в чем тут вредительство? — не понял даже прокурор Крыленко и задал такой вопрос. Михайленко ответил: “Они готовились к предстоящей войне и на предполагаемом пути наступления интервентов осушали болота”. Примерно такие же показания давали другие свидетели.
В ходе следствия подсудимые признали, что поддерживали тесную связь с эмигрировавшим на Запад крупнейшим промышленником Рябушинским. Тем самым, который в 1918 году заявил: “Костлявая рука голода задушит революцию”.
В протоколах допросов скрупулезно фиксировались даты и места встреч. Содержание и детали полученных от него инструкций. Эффект разорвавшейся бомбы произвело прозвучавшее на суде сообщение о том, что Рябушинский давно умер и не мог уже в то время давать какие-либо инструкции. Прокурор сначала страшно растерялся и онемел. Но потом все же пытался спасти положение. Крыленко заявил, что речь идет о родственнике Рябушинского, который носит туже фамилию. Здесь же выяснилось, что такой родственник действительно есть. Однако он не имеет ни средств, ни политического влияния, ни авторитета.
А вот еще один похожий эпизод. Согласно показаниям подсудимых, после свержения Советской власти министром финансов планировали назначить Вышнеградского, занимавшего этот пост еще при царе. Однако на суде выяснилось, что Вышнеградский умер за несколько лет до процесса.
Совсем уж анекдотический эпизод произошел в конце судебного следствия. Во время одного из допросов подсудимого Рамзина, прокурор спросил у него:
— Откуда вы знаете, что в институте имеется два-три десятка лиц, находящихся во вредительской ячейке?
Рамзин ответил:
— Об этом я знаю из следственного дела.
Ситуация просто комическая. Руководитель организации вредителей узнает о членах своей организации, к тому же работающих в его институте от… следователя.
Однако суд все эти несуразности просто не заметил и игнорировал.
В своей речи государственный обвинитель прокурор Крыленко подробно остановился на вопросе признательных показаний обвиняемых. Он заявил — сознаются, так как у них нет никакого выхода. Никаких идей, даже внутренней убежденности у них не было и нет. В речи Крыленко были все элементы той теории, которую сформулировал позже кратко Вышинский: “Признание обвиняемого — царица доказательств”. Однако и до, и после появления этой теории чекисты видели свою главную задачу в том, чтобы выбивать признания арестованных. И это зачастую было единственным, чем располагало следствие в ОГПУ, а позже в НКВД.
Адвокаты на процессе не очень отличались от прокуроров и больше помогали им, чем подсудимым.
Так, защитник Брауде выступая на процессе Промпартии, заявил:
“Вместе со всеми трудящимися защита переживает чувство возмущения, чувство глубокого внутреннего протеста от сознания того, что подсудимые подготовляли для нашей страны такие ужасы, создавали базу для кровавой интервенции, собирались залить страну кровью, сорвать пятилетку, разрушить народное хозяйство” (Cм. В.Ковалев. Указ. соч.). При таких защитниках даже прокурора не надо. Вместо того чтобы подвергнуть сомнению и оспорить многие пункты обвинения, защитники не скупились на комплименты следствию и прокурорам. Такая была сталинская юстиция. Такое было правосудие в те времена. Да что тогда, даже и теперь в современной России Закон и Законность не в большом почете. Времена изменились, но наследие прошлого все еще дает себя знать. Влияют, конечно, и другие факторы.
На тринадцатый день прцесса, 7 декабря 1930 года Вышинский огласил приговор Специального присутствия Верховного суда СССР. Пятеро обвиняемых Рамзин, Ларичев, Черновский, Калинников, Федоров были приговорены к расстрелу, а трое к лишению свободы — Ситнин получил десять лет, а Куприянов и Очкин — по пять. Президиум ЦИК СССР по ходатайству осужденных о помиловании заменил смертную казнь 10-летним заключением.
* * *
Суд завершился, но это дело имело неожиданное продолжение. Все осужденные были направлены для отбытия наказания в тюрьмы и лагеря. Все кроме Леонида Рамзина. Его после суда направили в научно-производственное специализированное учреждение НКВД, где он занялся созданием нового парового котла и оттуда его потом выпустили.
Вообще случай с Рамзиным — уникальный в истории Советского государства. Человек, осужденный к расстрелу, был не только помилован, но сумел залезть высоко по карьерной лестнице. Он по ней не шел, а буквально взлетал. Познакомим читателя с основными вехами его богатой событиями биографии.
Леонид Константинович Рамзин родился в 1887 году. Закончил Тамбовскую мужскую гимназию. Затем поступил в Московское императорское техническое училище (ныне МГТУ имени Баумана), которое успешно закончил в 1914 году. Был оставлен в вузе для преподавательской и научной работы. В 1920 году, уже при Советской власти, там же стал профессором. В следующем году возглавил Всесоюзный теплотехнический институт. Участвовал в разработке и осуществлении плана ГОЭЛРО.
В 1930 году был арестован и осужден по делу Промпартии. Как мы уже отмечали выше его показания, в которых он подробно рассказал о деятельности подпольной инженерной организации стали основным аргументом следствия против него и других обвиняемых. После того, как ему заменили расстрел десятью годами заключения, продолжал работу над конструкцией прямоточного котла. В 1933 году первый такой котел был введен в эксплуатацию на ТЭЦ-9 Мосэнерго. Рамзин работал в одной из первых “шарашек” НКВД, а возможно в первой. В подобных “шарашках” позже работали Королев, Туполев и многие другие ученые и конструкторы.
В 1934 году Рамзин возглавил ОКБ прямоточного котлостроения, организованное в составе 9-го управления ОГПУ. Вот это самое конструкторское бюро и стало одной из первых “шарашек”.
В 1936 году Леонид Константинович был освобожден из заключения. И сразу на него полился буквально дождь наград. Орден Ленина — высшая тогда награда Советского государства, орден Трудового Красного Знамени. Ему присуждается Сталинская премия первой степени. Высшая аттестационная комиссия (ВАК) при Совнаркоме СССР присваивает ему ученую степень доктора технических наук без защиты диссертации.
Позже, осенью 1943 года, проходили выборы в Академию наук СССР и кандидатуру Леонида Рамзина выдвигают в членкоры Академии. Он надеется и верит, что его изберут.
Георгий Никитич Худяков, работавший вместе с Рамзиным, рассказывал: “Он был рад, что будет баллотироваться в членкоры. Сказал, имея в виду Сталина: “Хозяин помнит обо мне, я благодарен ему за высокую оценку моей деятельности. С выборами не должно быть затруднений, хотя все может случиться при тайном голосовании”. Случилось. На выборах в Академию Рамзин получил… только один голос. В этом проявилась солидарность ученых, их отношение к человеку с репутацией провокатора, оценка его неблаговидной роли в деле Промпартии.
Леонид Константинович вел большую научно-педагогическую работу в Московском энергетическом институте — МЭИ. Директором здесь была Голубцова — жена Маленкова. Она много сделала для развития этого вуза. Рамзин сумел найти с ней общий язык. Ее интересовали только деловые качества Леонида Константиновича. А его политическая репутация Голубцову мало заботила.
Рамзин был инициатором создания в МЭИ энергомашиностроительного факультета и много сделал для его становления. Он с 1944 года заведовал кафедрой котлостроения, которую сам же и создал.
Леонид Константинович Рамзин умер в 1948 году, похоронен на Армянском кладбище в Москве.
Этот человек ушел из жизни, но загадка осталась. Какова его роль в сценарии Лубянки? Был ли он провокатором или, запуганный чекистами, старался изо всех сил угодить им и спасти свою шкуру. Так старался, что забыл про совесть, о чести ученого тут уже говорить не приходится. Многие коллеги руки ему не подавали. Вместе с тем нельзя не отметить, что он был одним из крупнейших в мире специалистов в области теплотехники.
Адвокат Макаров Вячеслав Геннадьевич
8 495 728 3644
www.makaroff.com
8 495 728 3644
www.makaroff.com