АРЕСТ МАРИИ ВЕЙЦМАН. 1953 г.

10 февраля 1953 г. Министерство государственной безопасности CCCР арестовало Марию Евзоровну Вейцман. Эта обремененная болезнями и прожитыми годами женщина (в тот год ей исполнялось шестьдесят), работавшая скромным врачом Госстраха в Коминтерновском районе Москвы, сама по себе, думается, не представляла особого интереса для Лубянки, но она была сестрой первого президента Израиля Хаима Вейцмана. Еще задолго до образования в мае 1948 г. государства Израиль этот бывший подданный Российской империи (родился в Гродненской губернии в 1874 г. в семье конторщика фирмы, занимавшейся лесосплавом), приобретший в университетах Европы специальность химика и как ученый нашедший потом себе применение в Англии, считался крупным мировым политиком. В 1920–1931 и в 1935–1946 гг. он избирался президентом Всемирной сионистской организации, и вплоть до своей смерти в ноябре 1952 г. исполнял обязанности главы молодого еврейского государства. «Не повезло» Марии Вейцман и с другим братом, Самуилом (Шмуэлем). Тот не разделял право-сионистских убеждений старшего брата Хаима, был социалистом (в семье его прозвали революционером) и состоял в Бунде (Всеобщий еврейский рабочий союз). После революции поддержал советскую власть, что, впрочем, не уберегло его от репрессии в 1930 г., когда он был объявлен «вредителем». Правда, вскоре это обвинение с него сняли и ему доверили даже пост заместителя председателя Общества по землеустройству еврейских трудящихся (ОЗЕТ). Но в годы «большого террора» его вновь арестовали и в 1939 г. расстреляли как английского и немецкого шпиона.

Так случилось, что арест Марии Вейцман совпал с разрывом советско-израильских дипломатических отношений, произошедшим после того, как 9 февраля 1953 г. в Тель-Авиве на территорию миссии СССР была брошена бомба, взрывом которой ранило троих советских граждан, в том числе жену советского посланника П.И. Ершова. За то, что это было случайное стечение обстоятельств, говорит тот факт, что санкции на арест М.Вейцман министр госбезопасности С.Д. Игнатьев стал добиваться от секретаря ЦК Г.М. Маленкова еще 7 февраля. А активная «разработка» органами сестры президента Израиля началась в июне 1948 г., когда тогдашний министр госбезопасности В.С. Абакумов поставил в известность И.В. Сталина, В.М. Молотова, А.А. Жданова и А.А. Кузнецова, что Мария Вейцман в свое время очень лестно отзываясь о Л.Д. Троцком и К.Б. Радеке, заявляла, что «умнее их в СССР нет людей», а в «последнее время стала выражать стремление выехать в Палестину». За все это она попала «под чекистское наблюдение», в «процессе которого были установлены частые посещения ее квартиры евреями, приносившими ей поздравления в связи с назначением ее брата временным президентом Израиля»¹. В начале 1949 г. за «антисоветскую деятельность» был арестован ее муж В.М. Савицкий, работавший инженером в конторе «Союзшахтоосушение» Министерства угольной промышленности.

Марию Вейцман арестовали в разгар «дела врачей», последней репрессивно-пропагандистской акции Сталина, которую, к счастью для ее жертв, тот, отойдя в мир иной, так и не смог довести до конца. «Дело врачей» носило ярко выраженный антисемитский характер, ибо к концу жизни диктатора его возникшая еще ранее подозрительность в отношении евреев достигла апогея и приняла в прямом смысле параноический характер. Тогда повсюду ему стали мерещиться сионистские заговоры, организуемые главным образом американскими спецслуцжбами и имевшие целью руками якобы завербованных ими «кремлевских врачей» физически устранить советское руководство. Собрав 1 декабря 1952 г. членов бюро Президиума ЦК, Сталин заявил, что «среди врачей много евреев-националистов», а «любой еврей-националист — это агент американской разведки». Следом он разразился критикой в адрес чекистов, у которых-де «притупилась бдительность», да и вообще они «сидят в навозе». Завершая свое выступление, Сталин принялся запугивать членов бюро, говоря, что если бы не он, то помимо секретарей ЦК А.С. Щербакова и А.А. Жданова, многие из тех, кто слушает его сейчас, должны были быть уничтожены «убийцами в белых халатах». Войдя в роль спасителя беспечных и неразумных соратников, диктатор с чувством торжествующего превосходства подытожил: «Вы слепцы, котята, что же будет без меня – погибнет страна, потому что вы не можете распознать врагов». В подтверждение этого откровения Сталин направил потом признательные показания арестованных к тому времени врачей Г.М. Маленкову, Н.С. Хрущеву и другим несостоявшимся «жертвам медицинского террора»².

Наиболее вероятный вариант финала «дела врачей» Сталин продемонстрировал советскому номенклатурному истеблишменту 3 декабря, когда в Чехословакии были казнены 11 бывших руководителей этой страны во главе с бывшим генеральным секретарем КПЧ Р.Сланским, который, как было сказано в приговоре, «предпринимал активные шаги к сокращению жизни президента республики Клемента Готвальда», подобрав «для этого лечащих врачей из враждебной среды, с темным прошлым, установив с ними тесную связь и рассчитывая использовать их в своих вражеских планах». Подводя итог этого страшного аутодафе, тот же Готвальд, выступая на общегосударственной конференции, заявил: «В ходе следствия и во время процесса антигосударственного заговорщицкого центра был вскрыт новый канал, по которому предательство и шпионаж проникают в коммунистическую партию. Это – сионизм»³.

4 декабря, т.е. сразу же после того как на примере пражской кровавой акции, которой суждено было стать последней крупной победой злого гения Сталина, тот, нагнав страху на ближайших соратников, вынес на рассмотрение Президиума ЦК вопрос «О положении в МГБ и о вредительстве в лечебном деле», по которому выступил заместитель министра госбезопасности СССР С.А. Гоглидзе. Основную вину за якобы многолетнюю и безнаказанную деятельность «врачей-вредителей» тот возложил на «потакавших» им бывших министра госбезопасности В.С. Абакумова (арестован в июле 1951 г.) и начальника главного управления охраны МГБ СССР Н.С. Власика (будет взят под стражу 16 декабря 1952 г.). Досталось и министру здравоохранения СССР Е.И. Смирнову, назначенному на этого пост в феврале 1947 г. с подачи Жданова. Он обвинялся в том, что якобы «неудовлетворительным руководством и политической беспечностью» невольно потворствовал преступлениям своих коллег, с которыми «сросся на почве пьянства». В наказание его отправили в отставку.

В принятом по докладу Гоглидзе постановлении ЦК «О положении в МГБ» предусматривалось решительными действиями «…покончить с бесконтрольностью в деятельности органов Министерства государственной безопасности и поставить их работу в центре и на местах под систематический и постоянный контроль партии…». Самому же руководству госбезопасности вменялось в обязанность: «… Поднять уровень следственной работы, распутать до конца преступления участников террористической группы врачей Лечсанупра, найти главных виновников и организаторов проводившихся ими злодеяний. В короткий срок закончить следствие по делу о вредительской работе Абакумова – Шварцмана⁴. Обновить состав следователей по особо важным делам, исключить из него негодных и заменить их новыми, свежими следовательскими силами»⁵.

Резкой критике подверглось также руководство разведслужбы, которое обвинялось в либерализме, в «гнилых и вредных рассуждениях» о ненужности такого важного, с точки зрения Сталина, средства разведывательной работы, как террор, а также в том, что не арестовало за последний год ни одного иностранного шпиона. В результате была предпринята реорганизация МГБ СССР, в составе которого образовали Главное разведывательное управление (ГРУ). Уникальность этой пертурбации состояла в том, что ГРУ вобрало в себя все службы госбезопасности, имевшие отношение как к разведывательной, так и контрразведывательной деятельности. Это косвенно свидетельствовало о том, что страхи, испытываемые Сталиным в связи с «происками» спецслужб Запада (прежде всего американских), достигли к концу 1952 г. (один из кульминационных пунктов холодной войны) апогея. Руководителем ГРУ 30 декабря был назначен первый заместитель министра госбезопасности С.И. Огольцов, один из главных организаторов операции по тайному устранению еврейского театрального режиссера и артиста С.М. Михоэлса в начале 1948 г.

Уже после смерти Сталина, 20 марта 1953 г. Марию Вейцман заставили признать, что «в своей озлобленности на советскую власть и ее вождей она дошла до того, что злорадствовала по поводу смерти Жданова… и высказывала пожелания смерти Сталина». Однако 12 августа того же года узницу все же выпустили на свободу, амнистировав по указу Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 г.

По некоторым данным, М.Вейцман в 1956 г. эмигрировала в Израиль, где до конца жизни ни с кем особо не делилась воспоминаниями о пребывании на Лубянке. В годы горбачевской перестройки М.Вейцман в соответствии с заключением Генеральной прокуратуры СССР от 14 марта 1989 г. была реабилитирована на основании указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 г. «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30–40-х и начала 50-х годов».

Перед следователем Мария Вейцман впервые предстала 11 февраля 1953 г. Потом ее допрашивали неоднократно, и в результате возникло «дело», хранящееся в Центральном архиве ФСБ РФ, документы которого вобрали в себя массу интересных сведений по истории семьи одного из основателей еврейского государства в новейшее время. Благодаря нижеследующей документальной публикации приобщиться к этой истории теперь могут как специалисты-историки, так и простые читатели, увлеченные постижением тайн прошлого.