Детство будущего адвоката было непростым. Его мать Екатерина Семеновна( по национальности киргизка) в детском возрасте была потеряна своими родителями, бродяжничала и, добравшись до города Троицка, остановилась у крепостных крестьян, которые и приняли ее в свою семью. Когда Катя подросла, юную крепостную отдали прислуживать в местный таможенный участок, где она и познакомилась с будущим своим мужем.
Отец — Василий Иванович Плевако, был родом из обедневшей дворянской семьи. В пятнадцать лет он ушел жить самостоятельной жизнью. «В люди», как тогда это называли. К тридцати пяти годам он дослужился до должности экзекутора и в этом качестве поступил на службу в таможню города Троицка. Василия Ивановича прочили в мужья сестре управляющего таможней, но он обратил свое внимание на шестнадцатилетнюю Катю, которая прислуживала на таможенном посту. Плевак обратился с просьбой к управляющему отдать крепостную ему в услужение и тот не мог отказать своему подчиненному, в котором видел потенциального родственника.
Вскоре по городу поползли слухи об отношениях, возникших у экзекутора таможни с крепостной киргизкой. Назревал скандал. Управляющий потребовал вернуть служанку. Василий Иванович же, в свою очередь, стал хлопотать об освобождении Катерины от крепостной зависимости.
Вскоре управляющего перевели на службу в другой город, и конфликт сам собой затих.
Несмотря на то, что вскоре у Екатерины родился первый сын Дормидонт, Плевак не стал сочетаться с ней законным браком. Это было не очень удобно. Не только потому, что рождение детей от крепостной считалось в обществе неприличным. Были сложности с метриками, священник отказывался крестить ребенка. Окружающие смотрели с презрением. Поэтому, когда 13 апреля 1842 года родился второй мальчик, который и стал впоследствии адвокатом, Екатерина, представив себе весь предстоящий ей позор, схватила младенца и бросилась к реке. Она решила утопиться вместе с ребенком. Подойдя к мосту, она в замешательстве встала на берегу.
-Куда ты? — вдруг раздался сзади мужской голос. Это был казак, проезжавший мимо на телеге. — Если бросить хочешь, отдай мне. У меня детей нет, я полюблю его, как родного.
Катерина отдала казаку младенца, бросилась домой и горько заплакала.
В это время возвращался Василий Иванович. По дороге ему повстречалась телега, в которой на сене лежал абсолютно голый ребенок.
-Откуда у тебя ребенок? — спросил Плевак.
-Вон из того дома, — ответил казак. Баба отдала. Должно быть бежала утопить.
Василий Иванович все понял и забрал малыша у казака.
Ребенка назвали Федором, но поскольку он был незаконнорожденным, то отчество ему дали по имени крепостного, который его крестил — Никифор. И по фамилии он стал Никифоров. Фамилию он впоследствии поменяет, а вот отчество у Федора так и останется — Никифорович.
Но испытания младенца Федора не закончились. Однажды в Троицке случился сильный пожар. Загорелся дом, в котором проживала семья Плевак. Корзину с младенцем выставили на улицу, на безопасное место, но неожиданно головни от костра полетели прямо на то место, где лежал ребенок. Его не нашли на пепелище и только спустя несколько дней узнали, что мальчик жив и находится в доме бедной крестьянки.
В 1851 году Василий Иванович с семьей переезжает в Москву. Детей надо было учить. О гимназии не было и речи. Дети были незаконнорожденными. Василию Ивановичу пришлось заплатить огромные по тем временам деньги — 12500 руб. за их обучение и за образование еще двух сирот, чтобы Дормидонта и Федора взяли в коммерческое училище. Дети учились отлично. После первого года их занесли на золотую доску училища, как лучших учеников, а Федор даже сдал экзамен с наградой. Но ни деньги, ни успехи в учебе не смогли спасти детей от дурости российской действительности. На втором году обучения, за неделю до рождественских каникул, отца вызвали в училище и сообщили об исключении детей, как незаконнорожденных.
“Итак, мы были удалены, — вспоминал Плевако, — как какая-то нечисть из сонмища чистых сынов благочестивого Замоскворечья. Нас клеймили, нас объявляли недостойными той самой школы, которая хвалила нас за успехи и выставляла напоказ исключительную способность одного из нас в математике… Прости их Боже. Вот уж и впрямь не ведали, что творили, эти узколобые лбы, совершая человеческое жертвоприношение”.
Отец отправился в Петербург, просить Государя о снисхождении для своих незаконнорожденных сынов, но ему было отказано. Он просил разрешения усыновить их, но отказали и в этом. После года мытарств он все же добился своего. Детей даже зачислили в гимназию, но учиться они стали хуже, особенно Дормидонт. Не выдержав всех этих унижений, Василий Иванович в 1854 умирает, а через три года умер и Дормидонт. На руках у пятнадцатилетнего Федора осталась мать и младшая сестра.
Окончив гимназию, Федор Плевако поступает в Московский Университет на юридический факультет. Чтобы помочь семье, занимается репетиторством. На факультете он был одним из лучших студентов. Он заканчивает университет в 1864 году. Это был год судебных реформ, коренным образом преобразивших систему российского правосудия. Судебные Уставы императора Александра Второго ввели принцип независимости и несменяемости судей, установили подсудность всего населения без каких — либо изъятий, обеспечили состязательность судебного процесса, полностью уравняв в правах защиту и обвинение. Но главное: был создан суд присяжных и независимая адвокатура. В этом году начал свою адвокатскую деятельность и молодой Федор Плевако.
Начало карьеры.
Плевако решил добиться места в окружном суде и отправился к его председателю Люминарскому. Юноша произвел благоприятное впечатление, и его определили секретарем суда на общественных началах до появления какой-нибудь вакансии. Время шло, вакансии появлялись, а Плевако никуда не назначали. Он продолжал жить на то, что зарабатывал частными уроками. Однажды, проходящий мимо председатель суда окликнул его.
-Вы удивляетесь, что я вас никуда не назначаю? — спросил он. — Я советую вам уйти от нас к адвокату. Вы можете загубить свои способности, сидя в канцелярии за черновой работой, а там вы скорее найдете применение своим силам и дарованию.
Плевако так и поступил. Но и на адвокатской должности он не зарабатывал столько, чтобы достойно существовать и содержать мать и сестру. Помог случай. Федор Никифорович отправился к ростовщику, чтобы заложить свои серебряные портсигар и запонки. Ростовщик предложил ему хорошие деньги — 25 рублей, а узнав, что Плевако юрист, тут же предложил ему дело своего знакомого на 2000 рублей. Федор Никифорович выиграл дело и суд присудил ему вознаграждение в размере 200 рублей. После этого к нему пожаловал богач Спиридонов и предложил дело на 25000 рублей. Плевако выиграл и его, а суд опять определил адвокату 10% от суммы выигрыша в качестве вознаграждения. Плевако приобрел славу удачливого адвоката, и к нему все чаще и чаще стали обращаться богатые клиенты, с которых он брал огромные гонорары. Это позволяло ему защищать бедных людей бесплатно, что также способствовало популярности адвоката. Плевако даже мог позволить себе брать дела от нечего делать, на спор. Однажды его коллеги, желая подтрунить над молодым адвокатом, предложили ему пари, что он не сможет выиграть дело священника, который не отрицал своего преступления и уже признал свою вину. Плевако принял вызов.
На суде священник вновь признал, что все обвинения прокурора верные и он полностью признает свою вину. Пришла очередь речи адвоката.
-Господа присяжные заседатели! — начал Плевако. — Дело ясное. Прокурор во всем прав. Но посмотрите на подсудимого. Он тридцать лет отпускал вам всем грехи. Теперь он ждет от вас: отпустите ли вы его грехи?
Священник был оправдан.
Вот молодой адвокат Плевако выступает в качестве поверенного гражданского истца на нашумевшем процессе игуменьи Митрофании — святоши, посвятившей себя преступному промыслу — подделке ценных бумаг. Вот как сказал об этом Плевако: “…Путник, идущий мимо высоких стен Владычного монастыря, вверенному нравственному руководительству этой женщины, набожно крестится на золотые кресты храмов и думает, что идет мимо дома божьего, — а в этом доме утренний звон поднимал настоятельницу и ее слуг не на молитву, а на темные дела!
Вместо храма — биржа; вместо молящегося люда — аферисты и скупщики поддельных документов; вместо молитвы — упражнение в составлении вексельных текстов; вместо подвигов добра — приготовление к ложным показаниям, — вот что скрывалось за стенами…
Выше, выше стройте стены вверенных вам общин, чтобы миру не видно было дел, которые вы творите под покровом рясы и обители!”

«Подражать Плевако было невозможно»
Плевако отличал бурный натиск на противника, страстность и темпераментность в судебных турнирах. Он любил прибегать к эффектным “фейерверкам” в речах.
Хрестоматийным стал пример защиты владелицы небольшой лавочки, старой малограмотной женщины, которая нарушила правило об окончании торговли и закрыла свою лавку на 20 мин. Позже положенного времени. Заседание было назначено на 10часов. Суд вышел с опозданием на 10 минут, но, тем не менее, защитника все еще не было. Минут через десять Плевако, не торопясь, вышел в зал, спокойно уселся на место защиты и стал неспешно доставать свои бумаги. Председатель суда сделал ему замечание за опоздание. Тогда Плевако вынул часы, посмотрел на них и заявил, что на них только пять минут одиннадцатого. Председатель суда указал ему, что на стенных часах уже двадцать минут. Плевако спросил председателя:
-А сколько на Ваших часах?
-На моих пятнадцать минут одиннадцатого.
Плевако обратился к прокурору:
-А на Ваших часах, господин прокурор?
-На моих уже двадцать пять минут одиннадцатого.
Судебное следствие очень быстро закончилось. Все подтвердили, что лавку закрыли с опозданием на двадцать минут. Прокурор просил признать подсудимую виновной.
Речь адвоката длилась две минуты. Он сказал:
-Подсудимая действительно опоздала на 20 мин. Но, господа присяжные, она женщина старая, в часах плохо разбирается. Мы с вами люди грамотные, интеллигентные. А как у нас обстоит дело с часами? Когда на стенных часах 20 минут, у господина председателя – 15 минут, а на часах господина прокурора –25. Конечно, часы господина прокурора самые верные. Значит, мои часы отставали на 20 минут, значит, я на 20 минут опоздал. Так если господин председатель, по часам господина прокурора, открыл заседание с опозданием на 15 минут, а защитник явился на 20 минут позже, то как можно требовать, чтобы малограмотная торговка имела лучшие часы и лучше разбиралась во времени, чем мы с прокурором?
Присяжные совещались всего одну минуту. Подсудимая была оправдана.
“Подражать Плевако было, по моему мнению, невозможно, как нельзя подражать вдохновению” — писал знаменитый юрист того времени А. Ф. Кони.
Но главное не в красивых речах и остроумных приемах. Плевако был высочайшего класса юрист- профессионал, тонкий психолог, проникающий в сокровенные тайны человеческой души.
Уже тогда, в конце Х1Х века Плевако в своих речах открыл то, что сейчас зовется социальной психологией. Вот, что говорил он на процессе о массовых беспорядках на Коншинской мануфактуре.
«Толпа – стихия, ничего общего не имеющая с отдельными лицами, в нее вошедшими.
Толпа – здание. Лица — кирпичи. Из одних и тех же кирпичей созидается и храм Богу и тюрьма – жилище отверженных. Пред первым вы склоняете колени, от второй бежите с ужасом.
Но разрушьте тюрьму, и кирпичи, оставшиеся целыми от разрушения, могут пойти на храмоздательство, не отражая отталкивающих черт их прошлого назначения.
Толпа сама чудовище. Она не говорит и плачет, а галдит и мычит. Она страшна, даже когда одушевлена добром. Она задавит, не останавливаясь, идет ли разрушать, или спешит встретить святыню народного почитания.
Совершено деяние беззаконное и нетерпимое, — преступником была толпа. А судят не толпу, а несколько десятков лиц, замеченных в толпе».
”Стремление указать внутренний смысл того или иного явления или житейского положения заставляло Плевако брать краски из существующих поэтических образов или картин, или рисовать их самому с тонким художественным чутьем и, одушевляясь ими, доходить до своеобразного лиризма, производившего не только сильное, но иногда и неотразимое впечатление” , -так писал о Плевако А. Ф. Кони.

Адвокат Макаров Вячеслав Геннадьевич
8 495 728 3644
www.makaroff.com